После Апокалипсиса

Выставка «Реликвии воинского храма», посвящённая 100-летию церкви Св. Александра Невского, побуждает вспомнить о цене жизни и смерти

Её открытие 4 декабря 2008 года пришлось (как потом оказалось) на канун кончины Святейшего Патриарха Алексия Второго – и светлое успение его, для всего русского народа такое скорбное, но и торжественное (в предчувствии последнего Воскресения) словно сфокусировало общественное внимание и на представленной экспозиции. Отчетливей, по-иному высветилась эта маленькая выставка – как и все стороны жизни Церкви, православия в целом.

О. Иоанн Кронштадтский (сидит).

Изобилуя иконами, книгами, различными мемориальными предметами, экспозиция не удивляет, тем не менее, роскошью, не «бьёт в глаза» суетным материальным богатством. Напротив, мы видим, как благородная позолота прежних лет бывает по необходимости заменяема на бедную акриловую бронзу. Да и сам подбор экспонатов для «домашнего» музея при храме может показаться кому-нибудь вполне случайным, не основанным на строгом принципе – в особенности с точки зрения музея большого и профессионального. В качестве произведений искусства представленные здесь поздние образа, нагрудные образки, литые складни и крестики вполне заурядны. Сохранность их часто оставляет желать лучшего. Короче: у выставленных вещей много маленьких недочётов, «шероховатостей». Но…

В целом выставка (стройно продуманная специалистами Псковского музея Татьяной Николаевной Журавлёвой и Ириной Самойловной Родниковой) производит большое, сильное впечатление. Сквозь эту свою (вполне христианскую) аскетичную скромность она исподволь, но очень убедительно, подводит нас к размышлению о самой главной тайне, к общению с ней. Жизнь, смерть и воскресение, революция и Россия, сам непостижимый феномен времени – вот, в конечном счёте, её тема. Некоторая сумма материальных объектов, собранных вместе в известной последовательности, вдруг вырастает до масштабов откровения.

Вообще откровение – это апокалипсис (по-гречески). «Апокалипсис» Святого Иоанна Богослова – последняя из книг Нового Завета, повествующая о разрешении земных путей человечества: откровение о конце мира. Потому слово это - «апокалипсис» - применяется в разговорном русском, как синоним конца истории.

Обгоревшая записная книжка одного из погибших десантников. Фото: Александр Сидоренко

Убедительность представленных предметов, кропотливо собранных настоятелем о. Олегом (Теором) за многие десятилетия, объясняется просто: здесь именно реликвии веры. Силой воздействия обладает намоленность, духовная сила, аккумулированная в этих вещах.

Вот ряса Иоанна Кронштадтского, вот Ветхий Завет с пометами Николая Второго – всё словно будничное, материальное, близкое. Кажется, руку протяни – схватишь: вот оно, «прошлое», никуда от нас не ушло. Всё свершилось так недавно, так рядом. След обветшания на обозреваемых предметах не отчётлив. Ещё около века назад Иоанн [ 1 ] и Николай были живы и – как мы сегодня (за Кронштадтского проповедника не поручусь, а государь – уж точно) посещали выставки.

Какая циклопическая бездна страданий обрушилась на Россию в 1914, в 1917 годах! [ 2 ] Как властно, вольготно после этого воцарилось, разлилось по нашей земле каменно незыблемое государственное безумие! Вспомните: атеистическое мракобесие бушевало, кипело, как смрадная волна цунами, ещё сорок, тридцать, двадцать лет назад. Партийно-советские чиновники (такие похожие на нынешнее начальство, а часто – вот те же самые) «для галочки», по разнарядке, при полнейшем внутреннем безразличии, совершали бесчисленные кощунства. С каким азартом, весело и задорно рушили они храмы, как водружали повсюду собственных отвратительных идолов (которые и до сих пор торчат здесь и там, оскверняя землю). Это и был тот самый что ни на есть настоящий апокалипсис: конец света! Не по Божьему ли несомненному чуду, явленному из людских поколений именно нам, всё это вдруг расточилось, скрылось (навсегда ли?) в собственной инфернальной тьме?

Берет, жетон, нательный крестик гвардии младшего сержанта Саливанова В. Р. 76 ВДБ. г. Ульяновск. Фото: Александр Сидоренко

Бог (Время, История) - тихо, неумолимо, неизбежно [ 3 ] - всё и всех рассудил, расставил точки над «i». Император Николай – святой. Иоанн Кронштадтский (которого так ненавидели и тщились третировать коммунистические пропагандисты) – святой. Русский народ – жертва беспримерного геноцида, чудовищнейшего в человеческой истории преступления.

На выставке с вещами русских святых (уже признанных, соборно канонизированных) соседствуют вещи погибших псковских десантников, хранимые мудрым о. Олегом на вечную память в храме. Синие выцветшие береты, какие-то значки. И так вдруг воздействуют на тебя, отстранённо глядящего, вошедшего с улицы, эти береты, так ожигают, что дыханье перехватывает. Все «приоритеты» проясняющегося сознания вдруг выстраиваются по-другому. Мы, суетные, обложенные в последние годы – по глазам и ушам, по сердцу и мозгу – лживой «сладкой ватой» ложного мнимого процветания, бешеных и неподлинных, соблазняющих и растлевающих враждебных денег, которые накатывали на страну, как захватническая армия [ 4 ] – мы есть малая, но ещё живая часть той предвечной таинственной возвышенной (и всё же нашей, родной) России, брань которой с мистическим злом, не ослабевая, всегда продолжалась и длится в каждый из наших дней, в каждую его секунду. Длится и собирает свою жертвенную дань.

И – там, у Бога (как, помнится, приснилось раненому булгаковскому Алексею Турбину) – нет по духу и чести различия между Иоанном Кронштадтским, Николаем Вторым, Алексием Вторым и этими, малыми но великими, рядовыми священной битвы – Спириным, Саливановым, Талановым. Все они у Господа свои. И вот приставка к именам Иоанна и Николая «Св.», а к именам погибших солдат «гв.» (гвардии то есть). А разницы нет. «Калькулятор гв. Капитана Таланова К. Г. в футляре из кожезаменителя. 11,5 на 7 см. Сохранность: обгорел; Часы гв. к-на Таланова К. Г. Металл. с металлич. браслетом. Обгорели, без стекла; Нательный крестик гв. ряд. Астахова Р. А. Металл. Высота 2,3 см. Размах крыльев 1,9 см…»

Так ясно понимаешь на этой выставке в Приказной палате, что времени нет и (как где-то у Ахматовой) «а, может, и смерти нет?».

Юлий СЕЛИВЕРСТОВ,
искусствовед

 

1 Столетие кончины Иоанна Кронштадтского (1908 год, 20 декабря по ст. ст.) исполнилось несколько дней назад.

2 Катастрофа России и гибель чуть ли не половины её населения за полвека – это уже история, в какой-то степени изученная и научно осознанная. Но мы не вправе уставать говорить об общеизвестном до тех пор, пока в России и мире существуют люди, которые, не стесняясь, гордо и самодовольно называют себя «ленинцами», «коммунистами» и т. д., пока вальяжные московские миллионеры вдалбливают через телевидение зомбируемым, дичающим обывателям свои сомнительные «проекты» (я говорю про «Имя России») и хоть с какой-то долей серьёзности обсуждают Ленина и Сталина наряду с Менделеевым и Достоевским. Попробовал бы в Германии кто-нибудь назвать себя гитлеровцем и ещё после этого пройти 20% в парламент! Попробовал бы кто-нибудь в Камбодже сказать в телевизоре довольным гаерским голосом: «Выбирай себе имя, Камбоджа! Вот тебе Пол Пот, один из кандидатов». А ведь Гитлер и Пол Пот много мельче Сталина и, в особенности, Ленина.

3 И по историческим масштабам исключительно скоро: на одном долгом человеческом веку.

4 Вот уже и эти грязные, фиктивные деньги, сделав своё деструктивное дело, развратив донельзя российскую власть и «элиту» (этим термином, более приличным на страницах журнала «Свиноводство», как всегда «они назвали себя сами» (А. И. Солженицын) и возведя у нас гомерическое всестороннее казнокрадство в ранг «национальной идеи», катятся вон, как поганая орда, истаивают на глазах, подобно французам в ноябре Двенадцатого года. ВСЁ К ЛУЧШЕМУ!