Спаси и сохрани

Жизнь псковской иконы Спаса Вседержителя зависит сегодня больше от светских властей, чем от церковных

Как стало известно «Псковской губернии», 27 октября 2009 года в Псков прибыли специалисты Министерства культуры РФ для подготовки экспертного заключения о возможности передачи в Спасо-Елеазаровский монастырь уникальной, самой ранней из сохранившихся, псковской иконы – Спаса Вседержителя. Многие иконоведы и реставраторы высказывают серьезную тревогу о дальнейшей судьбе иконы при ее использовании как предмета культа и не принимают аргументов Псковской епархии о том, что единственное возможное и надлежащее место для нахождения данной иконы – это храм. Дискуссия, в которую уже включились, кроме церковных, также и светские власти – федеральные и региональные – может стать одним из наиболее масштабных конфликтов в области охраны культурного наследия Псковской области. В рамках обсуждения редакция «Псковской губернии» публикует материал ведущего в Псковской области специалиста по истории и реставрации икон Ирины РОДНИКОВОЙ.

Икона Спаса Вседержителя середины XIV века из Псковского музея-заповедника – один из единичных сохранившихся древнейших памятников псковской иконописи вообще и единственный в Псковском музее. С нее начинается рассказ о возникновении Псковской школы иконописи. Сотни тысяч посетителей приобщились за многие годы к шедевру древнерусского искусства. Спасенная десятками людей (музейных сотрудников, историков, искусствоведов, реставраторов) в пору лихолетий 1920-30-х годов, Гражданской и Великой Отечественной войн, икона теперь сохраняется в условиях особого температурно-влажностного режима, под сигнализацией. Это гарантирует людям еще на долгие годы возможность соприкосновения с источником духовного богатства и бескорыстной эстетической радости.

«Икона изначально этому монастырю не принадлежала»

Спас Елеазаровский. XIV век. Из собрания Псковского государственного объединённого историко-архитектурного и художественного музея-заповедника.

Но события последнего времени вызывают нашу тревогу: Елеазаровская монастырская обитель претендует на передачу уникального памятника в свое пользование. Не говоря уже о том, что икона изначально этому монастырю не принадлежала, неприятие такого требования вызвано опасением за судьбу иконы.

Икона – живой организм. Особый температурный режим, необходимый иконе и делающий недопустимым возжигание перед образом свечей и лампад, а также участие иконы в крестных ходах и литиях, резко ограничивает возможность ее практического использования в жизни обители. Никто не может гарантировать ее сохранности в условиях, далеких от для нее давно привычных, созданных в музее.

Вызывает опасение и безответственность возможного решения «приютить» святыню в столь отдаленной от города обители, где может элементарно не оказаться в нужный момент представителей силовых структур, не говоря уже о специалистах в области реставрации икон, которых очень мало в стране.

Нельзя в этот момент не напомнить, что до сих пор неизвестно, куда исчезли серебряные литургические предметы (среди них уникальное кадило 1754 года) из Троицкого собора, переданные туда из Псковского музея в 1992 году, где находится украденная уникальная икона «Благоразумный разбойник» из храма в дер. Теребени Опочецкого района, что случилось с иконами иконостаса придела Серафима Саровского Троицкого собора работы выдающегося современного мастера о. Зенона. Список, к сожалению, может быть продолжен.

В настоящее время никто не оспаривает мнение о роли псковской иконописи в творческом наследии Древней Руси. Псковская икона – явление мирового значения. В ней полно и ярко отразилась культурная и духовная жизнь Псковской земли. Каждый образ несет в себе особый мир идей, символов и не сразу раскрывается перед зрителем.

О псковской иконе как о самобытной ветви древнерусской живописи впервые заговорил знаток и художник А. Грищенко в 1917 г. Однако ее научное исследование началось в 1920-е годы, когда встал вопрос о сохранении в России национального достояния, и во многие древние города были отправлены комиссии – экспедиции по выявлению и учету памятников живописи. При плохой сохранности иконы вывозились на реставрацию в Москву, в Государственные Центральные Реставрационные мастерские (ГЦРМ).

Такая комиссия под руководством А. И. Анисимова работала в Пскове в 1926-1929 годах. А. И. Анисимов – известный реставратор, знаток и исследователь древнерусского искусства, много сделал для сохранения и изучения памятников монументальной и станковой живописи в разных городах, в том числе и в Пскове, где обследовал их состояние в храмах Пскова и близлежащих окрестностей. Многие вывезенные тогда уникальные иконы XIII-XV вв. были спасены от уничтожения, но, к сожалению, навсегда остались в столице и украшают теперь экспозицию Государственной Третьяковской галереи.

В одну из поездок внимание ученого привлекла небольшая икона с изображением Спаса Вседержителя (греч. Пантократор), хранящаяся в Псковском губернском музее. Икона поступила из Спасо-Елеазаровского монастыря под Псковом – отсюда, не ранее начала XX века, и появилось название «Спас Елеазаровский».

Совершенно темная доска с плохо видимым изображением не обманула опытный взгляд. Пробная расчистка, сделанная Е. А. Домбровской, обнаружила в верхнем левом углу сохранившуюся «старую красочную поверхность киноварных и желтых цветов, а также на Евангелии у левой руки Спаса». Древность иконы и её великолепного оклада (правда, более позднего) была очевидна, поэтому решили срочно отправить ее в Москву.

10 сентября 1927 г. директор Псковского губернского музея А. К. Янсон и А. И. Анисимов подписали акт о передаче «на предмет ремонта и раскрытия древнего образа Христа Спасителя (поясного) … в окладе из серебра с вделанными 7-ю серебряными же пластинками, на которых выгравированы с чернью фигуры святых (между прочих псоглавый Христофор)… После ремонта и раскрытия икона должна быть возвращена в музей».

Уже через 3 дня она поступила в ГЦРМ, где и находилась до конца 1928 г., после чего была возвращена в музей. С неё сняли олифу и слои поновлений XVIII и XVI веков, обнаружив при этом несовпадение изображения «в рисунке и красках».

Летом 1930 г. в докладе А. И. Анисимова «Памятники псковской живописи, раскрытые за последние годы» впервые прозвучала датировка иконы и её оценка: «Интереснейшим памятником эпохи, переходной от домонгольского периода к стилю XIV века, является так называемый «Елеазаровский Спас»… Поясная фигура Спасителя с закрытым Евангелием изображена на красном фоне, обрамленном белыми полями. Живопись лика и одежд сильно пострадала, но и сохранившегося достаточно, чтобы понять, что псковский художник не копировал какой-либо образец, а свободно решал тему со стороны чисто художественной. Икона, видимо, издревле производила сильное впечатление и поэтому почиталась.

В XVI в. она была слегка стесана по краям и для выравнивания поверхности дополнена новою широкою рамой, давшею возможность наложить на поля нарядный чеканный оклад из золоченого серебра с дробницами, украшенными рисунками превосходной гравировки. На дробнице левого верхнего угла изображена «Троица» псковского перевода, т. е. с тремя ангелами, посаженными за столом прямолично и в одну линию. Живопись иконы была поновлена и закрыта богатым, по псковскому обычаю, сквозным финифтяным орнаментом, положенным на сплошную металлическую пластину».

Заметим, что ниже автор, говоря о другой псковской иконе, двусторонней Одигитрии с Преображением на обороте из Пароменской Успенской церкви, поясняет, что она «покрыта окладом того же типа», что и икона Спаса Елеазаровского – момент, важный для наших дальнейших рассуждений.

Со дня раскрытия иконы Спасителя, второго ее «рождения», минуло 80 лет, она пережила Великую Отечественную войну и сегодня, являясь самой древней иконой псковского музейного собрания, открывает экспозицию псковской иконописи.

«Старый и малый, со всевозможными болезнями и одержимые духом нечистым стали стекаться к месту чудесного явления»

Судьба этой иконы остается полной загадок. Известно, что поступила она в музей до 1927 г. (скорее всего, в 1918 г.) из собора Трёх святителей Спасо-Елеазаровского монастыря, основанного в начале 1430-х годов преподобным Евфросином Псковским, в миру Елеазаром (ок. 1386–1481), куда была передана из Великопустынского мужского Спасо-Преображенского монастыря (расположенного недалеко от Пскова и сейчас находящегося в руинах) после его упразднения в 1766 г.

К тому времени в течение 400 лет икона именовалась образом Спасителя из Великих Пустынь, а сам монастырь в XIX веке назывался Спасо-Елеазаровским Великопустынским. Время возникновения монастыря в Великой Пустыни неизвестно, но, видимо, он существовал уже в XIV в., так как в летописи под 1414 г. упоминается о построении «новой церкви в Спасской Пустыни».

Согласно устному преданию, икона Спасителя «явилась» в ноябре 1352 г. после пожара ниже места сгоревшего храма «на дубу на берегу озерка». Пень от этого дуба позже был замурован в свод церкви, построенной на месте чуда.

В XIX в. в приходской церкви бывшего монастыря под «местным» образом Спасителя («списком» с древнего) сохранялся «остаток дерева», на котором явилась икона.

Чудотворной она почиталась издревле, но в древних письменных источниках этот аспект не сохранил конкретного отражения вплоть до второй половины XIX века, когда настоятель Елеазаровской обители архимандрит Платон (1869) издал «Сказание о чудотворной иконе», составленное на основании какого-то древнего сборника, хранившегося в монастыре.

Из немногих древних известных на псковской земле чудотворных икон Спасителя единственная сохранившаяся до наших дней икона – Спас Великопустынский (Елеазаровский).

О явлении иконы Спаса в Великой Пустыни летописи умалчивают.

Между тем, по летописным данным, в 1352 г. был сильнейший мор «с весны до осени» во Пскове и близ, от которого осталась лишь третья часть жителей. Может быть, такое совпадение событий не случайно, и «явление» иконы Спасителя сопрягалось с молитвами о спасении от страшной моровой язвы. Известно, что в случае мора псковичи иногда возводили «одним днем» Спасские церкви.

Как сообщает летописец, чтобы отвести свирепствовавшее моровое поветрие, 14 сентября 1420 г. жители построили и освятили церковь Спаса на древнем основании храма св. Власия. Возможно, икона стала личным вкладом одного из богатых псковичей, тех, кто во время мора, по летописной записи 1352 г., либо «идяху в монастырь … и постризахуся во мнишеский чин», либо «имение свое отдающе в милостыню церквам и монастырям …» или что «от имении своих тем хотяще собе имети в память вечную».

Небольшой размер образа (46 х 31,5) предполагает его лично-моленное или келейное назначение.

Вот как повествуется о явлении иконы Спасителя в монастырском сказании:

«Один благочестивый муж, охотясь в великопустынском лесу, пробираясь в далекой чаще, сквозь ветви деревьев вдруг увидел необычайный ослепительный свет. Изумленный и испуганный неожиданным явлением, он остановился и долго не решался выяснить, что происходит, но все же любопытство пересилило страх. Он стал подходить все ближе и ближе к дивному месту и… чудо! На одном из деревьев он увидал икону Господа Иисуса Христа, окруженную ослепительным сиянием. С неизъяснимым восторгом и трепетной радостью упав на колени перед блистающей светом иконой, он поклонился Спасителю и первый вознес горячую молитву и за себя, и за близких своих, и всех православных, изнывавших от горя.

Возвратившись домой, он рассказал о дивном явлении св. иконы Христа Спасителя, и весть об этом скоро распространилась по Псковской земле. Тогда со всех сторон, старый и малый, со всевозможными болезнями и одержимые духом нечистым стали стекаться к месту чудесного явления, чтобы поклониться новоявленной иконе Христа Спасителя, принесшей радость, избавление и благословение небесное.

Как искреннаё как горяча и чистосердечна была эта общая молитва верующих! Матери молились о своих детях, дети о родителях, все вместе – друг о друге. Все молились со слезами и крепкой верой, что молитва их будет скоро услышана и придет наконец избавление от смертоносной язвы. И совершилось! Господь услышал горячие молитвы; «черная болезнь» почти тотчас прекратилась и многие страдавшие от духов нечистых и других болезней тут же получили полное исцеление.

Благодарные псковитяне и жители других мест прославили Всемилостивого Спаса, даровавшего им от святой Своей иконы приснотекущий источник исцелений, и в память избавления от «черной болезни» на месте явления св. иконы вскоре построили церковь в честь Преображения Господня и тем самым положили начало Великопустынской обители».

Скорее всего, изначальное почитание иконы было связано с ее духовной и эмоциональной насыщенностью.

Ее иконография традиционна, относится к распространенному типу «Христос Вседержитель» – изображение Христа по пояс, реже – до плеч, с благословляющей правой рукой и Евангелием в левой.

В искусстве византийского круга находим иконы XI-XIV вв., иконографически близкие псковскому памятнику. Рука в именословном жесте (пальцы сложены таким образом, чтобы прочитывались буквы I и Х), благословляющая Евангелие и повернутая ладонью от зрителя – редко встречающийся в русских памятниках нюанс – получил распространение в византийской традиции XI-XIV вв., однако восходит к еще более раннему периоду VI-VII вв. (изображение Иисуса Христа в мозаике капеллы св. Приска в Капуе (Италия).

На Руси известен образ Спаса из деисусного чина, так называемого «Высоцкого» (ГТГ, Москва), присланного в 1380-1390 гг. из Константинополя. Диспропорция в чертах лика Спаса, позволяющая передать неоднозначность эмоционального состояния образа Богочеловека, – строгого Судии и милосердного Спасителя, впервые отмечена в энкаустической иконе Христа VI в. из монастыря Св. Екатерины на Синае, а в XI-XIII вв. получила распространение в византийских памятниках.

Такие детали, как особая форма гиматия с перевязью и небольшой размер Евангелия встречаются в русских иконах XIII в. (наблюдение Л. И. Лифшица): например, небольшая икона первой половины XIII в. «Спас Вседержитель» из Ярославского музея. Кстати, по позднему преданию она была моленным образом Ярославских князей Василия и Константина. Образ Христа здесь наделен сердечностью и сдержанностью. Такой иконографический тип будет встречаться в иконах первой половины – середины XIV столетия, пример – Спас Елеазаровский.

В целом икона архаична и, как все подобные памятники, трудно поддается датировке. Отсюда разброс мнений – XIV в. (А. И. Анисимов); первая половина – вторая четверть XIV в. (Л. И. Лифшиц); середина XIV в. (И. С. Родникова); XV в. (Г. И. Вздорнов).

Поскольку типология и иконографически-стилистические критерии приблизительно одинаковы, то, учитывая данные предания, предпочтительнее датировать икону серединой XIV в., хотя нельзя исключить и датировку началом XV в., то есть связать создание иконы со строительством храма 1414 г.

«Соразмерный человеческим чувствам, понимающий и всепрощающий»

Историческая наука описывает этот период как эпоху укоренившихся основ псковского городского устройства и приобретения политической самостоятельности – официального отделения Пскова от Новгорода.

Искусство иконописи этого времени отмечено памятниками разнородными. Икона св. Николая из церкви Николы «от Кожи» (ГТГ) проникнута классическими идеалами и причислена к «византинизирующему» типу, а «Спас Елеазаровский» – к архаическому направлению, популярному в демократической среде. Однако в это время намечается тенденция к созданию единого русла развития, в котором постепенно нарастает линия, запечатленная в экспрессивно-импульсивных росписях Снетогорского монастыря 1313 г.

Стиль иконы противоречив. В ней угадывается высокий художественный образец, связанный с монументальными традициями живописи XIII столетия.

Некоторая упрощенность письма сочетается с впечатляющей спокойной ясностью и силой образа при его внешней хрупкости.

Красный фон также может быть расценен в плане преемственности традиций XIII в. так называемого «искусства крестоносцев». Такие иконы писались для рыцарей-варваров, завоевавших Византию в 1204 г. на целые полстолетия. «Варварский» вкус породил определенное соотношение византийских и западных черт, подчас заметно упрощая художественный язык.

Несмотря на сильную потертость красочного слоя на иконе Спаса, можно судить о когда-то яркой, насыщенной палитре: алый киноварный фон в обрамлении почти белых полей; «золотой» аурипигмент (наблюдение реставратора Н. М. Ткачевой), излюбленная краска псковских иконописцев на протяжении трехсот лет – на нимбе, украшенном киноварными «каменьями», киноварный же обрез евангельского кодекса, иссиня-зеленоватый и вишнево-красный оттенки гиматия и хитона. Яркость цвета и обрисованность контуров – приемы скорее западного вкуса.

Что касается красного фона, то, как известно, в византийской эстетике красный цвет имеет сложную символику. По Дионисию Ареопагиту (V в.), это цвет пламенности, огня, а огонь «как бы в чувственных образах являет божественные свойства». Он также является «животворной» силой, отсюда красный цвет – символ жизни. Но он же и цвет крови Христа, пролитой во имя спасения человечества, а, следовательно, знак истинности Его Воплощения и грядущего Спасения рода человеческого. Это и символ Божественной любви, «пламя горения любви, согревающее сердца, чтобы страх перевоплотился в любовь» (Григорий Великий).

На Руси к красному цвету всегда было особенное отношение, недаром слова «прекрасный» и «красивый» одного корня. Поэтому красный фон здесь может быть данью традиции, идущей от народного творчества (вспомним псковскую краснофонную «Одигитрию» конца XIII – начала XIV в. в ГТГ и новгородские иконы).

Выраженный архаизм стиля – в пропорциях фигуры, в организации пластики и колористическом решении – позволяет отнести этот образ к тому направлению, где наиболее явственно проявились народные художественные вкусы.

Вместе с тем в полном внутренней экспрессии лике Спаса, в Его асимметричных чертах, уже угадывается та эмоциональная напряженность, которая впоследствии станет отличительным признаком средневековой псковской живописи.

Неоднозначность психологического состояния образа – рефлекс палеологовского искусства на местной почве, искусства позднего периода жизни Византии XIV – первой половины XV века (названного по имени правящей династии – Палеологов), драматические интонации которого, порожденные ощущением конца великой империи (завоеванием турками в 1453 г.), проникли на Русь.

Облик Спаса Елеазаровского наделен той проникновенной человечностью, глубокой созерцательностью и индивидуальностью, что отличает искусство этой эпохи. Повышенное внимание к «внутреннему человеку» в духе учения исихастов, монахов-молчальников, проповедующих возможность личного Богообщения, поднимают интерес к внутренней жизни человека, к его переживаниям и страхам перед грядущим мигом предстояния грозному Судии.

В таких иконах, как Спас Елеазаровский, образ Христа трактуется как соразмерный человеческим чувствам, понимающий и всепрощающий. Греческие эпитеты «Елеемон» («Милостивый», «Милосердный») или «Психосостер» («Душеспаситель») подошли бы больше нашей иконе, нежели «Пантокротор» («Вседержитель») – образ суровый и торжественный.

«Список» стал главной иконой-наместницей и получил наименование «запасного»

Чудотворные иконы составляют особую группу священных предметов. Подобно мощам святых и реликвий, прославленных благодаря принадлежности божественным лицам и святым, чудотворные иконы обладают в глазах верующих благодатью Святого Духа и способностью к чудотворению.

Каждое чудо, зафиксированное в письменном источнике или даже в устном предании, стало для исследователей историко-культурным фактом и уникальным источником новой информации, поскольку иконы и реликвии, творившие чудеса, являлись центрами духовной жизни, к которым было приковано внимание средневекового человека и которые давали постоянный мощный импульс к творческой деятельности.

Понятно, что интенсивное использование древней иконы могло ей повредить, поэтому с неё делались копии – «списки». К примеру, один из них находился в приходской церкви Великой Пустыни (см. выше); и, конечно, «списки» были обязательно в самой Елеазаровской обители, откуда исходили крестные ходы во Псков и на озерское «крестное плавание».

Создавались копии до конца XIX в.

Создавались новые иконы-«списки» (сейчас нам известно, что большинство древних икон восходит к тому или другому чудотворному образу). Чудеса фиксировались в летописях как события политического значения, в прямой зависимости от них принимались государственные решения. Сказания о чудесах являлись одним из видов художественной литературы, доступным – в письменной и устной форме – всему народу. То есть в некотором смысле чудо и было в то время первоэлементом художественного.

Так, например, в течение XIV-XVII столетий в Московском Кремле были собраны самые чтимые на Руси иконы. В летописи конца XV века внесены сказания (повести) о почитании в Московском Кремле двух «списков» знаменитой константинопольской «Одигитрии» из Вознесенского монастыря и «Смоленской», находившейся в XV веке в Благовещенском соборе. Перенесение святынь, почитавшихся в разных городах и землях Руси, в столицу являлось самой характерной формой прославления чудотворных икон, восходящей к традициям Константинополя.

Продолжая благочестивые обычаи прародителей, великие московские князья XVI века собирали в Москве нуждавшиеся в поновлении древние образы и новоявленные святыни. Их помешали в кремлевские храмы для поклонения. С принесенных чудотворных икон обычно делали копии, которые ставили в храмы, возводившиеся на местах встреч и проводов святынь.

Так, в 1518 году по инициативе великого князя Василия III и митрополита Варлаама из Владимира принесли древние иконы Христа Вседержителя и Богоматери. Отреставрированные и богато украшенные иконы в 1520 году возвратили на свои прежние места; при этом древний образ «Спас на престоле» оставили в Кремле, а во Владимир отослали копию.

В 1561 году по царскому указу в Москву привезли древнейшие греческие иконы новгородского Софийского собора – «Спас на престоле» («Спас царя Мануила», «Спас Золотая риза») и «Святые апостолы Павел и Петр». В 1572 году их отпустили в Новгород; при этом икону апостолов возвратили подлинную, а икону «Спас на престоле» заменили копией, оставив чудотворный образ в Успенском соборе.

Древнейшие «списки» (копии) чудотворных икон, почитавшиеся в Московском Кремле, сделаны с иконы Богоматери Владимирской. Более ранняя из этих икон, исполненная на рубеже XIV-XV веков в манере Андрея Рублева, предназначалась для Успенского собора во Владимире.

Другая, созданная в первой четверти XV века, хранилась в Успенском соборе Кремля, причем на нее был перенесен старый золотой оклад чудотворной Владимирской. В периоды отсутствия чудотворного оригинала эти списки почитались как точные подобия или иконы-наместницы. Во время реставрации чудотворной Владимирской иконы митрополитом Варлаамом в 1514 году с нее был сделан еще один точный «список», который и находится сейчас в Успенском соборе на месте древнего оригинала. Композиция этого «списка» повторяет святыню в том виде, который она приобрела при поновлении в 1514 году. В XVI-XVII веках этот «список» стал главной иконой-наместницей и получил наименование «запасного»; в плохую погоду его выносили в крестный ход вместо древней Владимирской.

Как известно, некоторые чудотворные образы стали небесными заступниками городов и целых стран (на Руси – иконы Богоматери Владимирской, Донской, Казанской и др.), им учреждены специальные дни почитания в церковном календаре. Наряду с ними существуют местночтимые образы, известные только в определенном крае. Таких икон немало просияло на Псковской земле, и среди них почти все – копии-«списки».

Памятники псковской книжности сохранили сведения о чудотворных святынях: на протяжении нескольких столетий (XII-XVII) летописи и сказания отмечают знамения, бывшие от явленных образов – истечение слез, крови и мира в преддверии драматических событий (войн, стихийных бедствий, моровых поветрий). При этом большая часть свидетельств касается богородичных икон (Богоматерь Мирожская (XII-XIII век), «в Чирсках» и «на Камне на Ожере» (1420), «за Коложею на Каменном озере» («Знамение» (1426 или 1425), в Зряковичах (1455), в Елеазаровском монастыре («Цареградская», 1458) и др.).

Выходом из создавшегося в Пскове положения могло бы стать написание копии-«списка» с чудотворной иконы, которая также может подвигнуть инокинь к высотам духовного монашеского делания, как и подлинник, и ободрить верующих, обратившихся к ней с молитвой. «Явленные» иконы приходили туда, куда направлял их Божий Промысел – на древе в лесной чаще, на тихом озере, в бушующем море, их благодать получали и отдельные люди, и целые города.

Древние иконы находились не только в храмах, но и в домовых церквах и моленных, они сохранялись в ризницах, в новое время – в епархиальных церковно-археологических музеях во всех губерниях, в Псковской – известный ПЦИАК. А что же ныне?

«Собрание икон, предметов благочестия и образцов религиозного изобразительного искусства, хранящиеся в Церковно-археологическом кабинете Московской Православной Духовной Академии в Сергиевом Посаде, является школой для студентов духовных академий и семинарий, для тех, кто занимается «умозрением в красках», то есть иконописцев, а также научным центром для церковных археологов и любителей искусства», сказал почивший Патриарх Московский и Всея Руси Алексий II 15 апреля 2004 г. Исходя из мнения Патриарха, кажется совсем не зазорной мысль, что икона Спаса должна жить в музее, свидетельствуя о непреходящей красоте и богатстве православной культуры для тысяч посетителей из России и всего мира.

+ + +

Небольшая икона под стеклом в глубокой нише старинных палат … Спас из Великих пустынь, Спас Елеазаровский. Его взгляд, живой и конкретный, притягивает внимание. Глаза Христа излучают внутренний свет «божественной истины», духовной силы.

Рядом с этим образом хочется молчать, забыть всё суетное. Уже 650 лет смотрит Он на грешный «род человеческий», который через эту удивительную икону соприкасается с безвестным бесхитростным мастером, с его трепетной верой, обращенной в будущее из глубины веков.

Ирина РОДНИКОВА,
искусствовед, старший научный сотрудник Псковского музея-заповедника, Заслуженный работник культуры РФ, член Союза художников РФ.

Публикуется в сокращении.