По обе стороны Баториева пролома. Часть третья

Столкновение Польши, Литвы и России у стен Пскова в 1581-1582 гг. остается живым политическим событием уже более четырех столетий. Часть третья. Иоанн IV Грозный и Стефан Баторий. Путь к войне

Продолжение. Начало см. в № 47 (468) от 9-15 декабря 2009 г., № 48 (469) от 16-22 декабря 2009 г.

Царь Иван IV Грозный, несомненно, входит в число наиболее известных деятелей российской истории. Его личность издавна вызывала бурные споры, его образ и в научной литературе, и в широком общественном сознании заслужил самые противоречивые, подчас полярно противоположные, оценки. Споры о царе не утихают на протяжении более чем четырех столетий и, как показывает полемика, разгоревшаяся недавно вокруг кинофильма Павла Лунгина, далеки от завершения по сей день.

«Нужно было быть еще решительнее»

Польский король Стефан Баторий.

Сочетание в личности Ивана очень разных качеств поражало уже его современников. Пытаясь ответить на вопрос, как мог «муж чюдного рассуждения» без всякой жалости подвергать своих подданных зверским пыткам и казням, некоторые современники, а за ними – историки, пытались разделить царствование Ивана IV на два этапа: «светлый» и «темный». Такой линии придерживался князь Андрей Курбский, который был сначала другом Ивана, потом – его злейшим врагом. Так смотрел на события выдающийся русский историк Н. М. Карамзин (1766-1826).

В средине XIX – начале XX вв. исследователи активно искали объективные, лежащие вне личности царя, причины, побудившие его вести жестокую политику, устанавливать деление страны на «опричнину» и «земщину», жестоко расправляться со вчерашними соратниками. Среди особо точных наблюдений следует назвать выводы С. М. Соловьева (1820-1879), показавшего, что стремление царя к сильной, самодержавной власти было продолжением линии, начатой его предками. «Иоанн IV не был понят (исследователями – Авт.), - подчеркивал он, - потому что был отделен от отца, деда и прадедов своих» [ 1 ].

Еще одно, очень точное, хотя и горькое, наблюдение высказал почти одновременно с Соловьевым писатель А. Н. Толстой в заключении к роману «Князь Серебряный»: «Простим грешной тени Иоанна, ибо не он один несет ответственность за свое царствование; не он один создал свой произвол, и пытки, и казни, и наушничество, вошедшее в обязанность и обычай. Эти возмутительные явления были подготовлены предыдущими временами, и земля, упавшая так низко, что могла смотреть на них без негодования, сама создала и усовершенствовала Иоанна…» [ 2 ].

Не секрет, что фигура Ивана Грозного вызывала интерес и симпатию у И. В. Сталина, которому явно импонировали и жестокость государя, и его стремление к сильной личной власти. Впрочем, вождь трудового народа» находил у царя определенные недостатки: склонность к неоправданной рeфлексии и… недостаток рвения в уничтожении врагов (!). В 1947 г. И. В. Сталин говорил кинорежиссеру Сергею Эйзенштейну: «…Иван Грозный кого-нибудь казнил и потом долго каялся и молился. Бог ему в этом деле мешал. Нужно было быть еще решительнее». Сам недоучившийся семинарист от подобных «пережитков», конечно, не страдал.

В соответствии с мнением «вождя», в исторической науке в 1930-50-е годы развернулась настоящая компания по возвеличиванию Ивана Грозного. Различные авторы на разные лады повторяли тезис, что государь верно «понимал интересы и нужды своего народа», тогда как врагами его было лишь «реакционное боярство» [ 3 ]. Немалую лепту в создание образа «великого и мудрого» государя внесли также мастера художественного слова и кинематографии [ 4 ].

Лишь очень немногие авторы нашли в себе силы не присоединиться к общему хору. Среди них выдающийся историк С. Б. Веселовский (1876-1952), который первым попытался отойти от идеализированного образа царя и убедительно показал, что Иван IV боролся за усиление личной власти, как таковой.

Однако государь и государство – не есть одно и то же, как, тем более, не есть одно и то же государство и населяющий его народ.

Разумеется, в рамках данной статьи невозможен даже краткий рассказ обо всех трактовках личности и деятельности Ивана IV, присутствующих в науке и художественных произведениях. Однако стоит отметить, что ошибки царя зачастую имели страшные последствия именно потому, что принадлежали правителю, твердо убежденному в своем праве распоряжаться жизнью подданных, «жаловать и казнить» их, ни перед кем не отчитываясь [ 5 ]. В этом состоит величайший порок авторитаризма, даже если отказаться от его сугубо нравственных оценок.

«Охочие вольны люди»

Справедливости ради необходимо заметить, что в 1550-е гг. Иваном IV был предпринят целый ряд успешных преобразований, в том числе в военной сфере. Были установлены четкие правила, определявшие «качество и количество» той военной службы, которую несла знать, в зависимости от ее земельных владений. С каждых 100 четвертей «добрые угожей земли» (около 170 га) полагалось выставить одного вооруженного конника. Соответственно, землевладелец шел на службу сам (с первых 100 четвертей) и приводил отряд большей или меньшей численности из зависимых от него людей («холопов»).

Конное дворянское ополчение составляло основу русской армии времен Ивана IV. Однако в европейских армиях того времени все большую роль играла вооруженная огнестрельным оружием пехота. Мушкеты и аркебузы XVI в. были тяжелыми, процесс их зарядки занимал гораздо больше времени, чем выстрел из лука, но зато пуля пробивала любые латы. С распространением «огнестрельной» пехоты начался быстрый закат тяжелой рыцарской конницы [ 6 ].

Иван IV мог не знать деталей отдельных европейских кампаний, но общую тенденцию он уловил вполне верно. Поэтому по инициативе царя в России началось создание стрелецкого войска. В стрельцы могли поступать «охочие вольны люди», за службу им платили жалование частично деньгами, частично хлебом. Вооружение стрельца состояло из ручной пищали, сабли и бердыша – топора на длинной рукояти. Помимо участия в войнах, стрельцы выполняли также полицейские функции: охраняли правительственные учреждения и ценные грузы, стерегли заключенных и др.

Весьма активно велось при Иване IV привлечение на службу иностранных наемников (хотя Сталин в упомянутом разговоре с Эйзенштейном с апломбом невежды утверждал обратное). Развивалась артиллерия, строились новые крепости, усовершенствовались существующие укрепления городов.

Усиление армии позволили успешно решить внешнеполитические задачи на восточном направлении. В 1552 г. царские войска захватили Казань, следствием чего стала ликвидация Казанского ханства и включение его земель в состав Московского государства. Четыре года спустя судьбу соседки разделило Астраханское ханство.

«И горячность короля умерить, и от нас, подданных, своеволия не допускать»

Теперь на очереди было западное направление. Иван IV хорошо осознавал, что для успешного экономического развития Русь нуждается в выходе к Балтийскому морю, т. е. в территориях, находившихся в руках у Ливонского ордена. Дополнительным стимулом к борьбе против рыцарей была их откровенно враждебная по отношению к Руси политика.

Сам Орден давно перестал быть той мощной, сплоченной организацией, которой являлся в прошлом. Рыцари давно превратились в землевладельцев-дворян, их военные обязанности стали формальностью и зачастую магистр не мог собрать воинов на службу. Правда, еще в 1419 г. государственные объединения Прибалтики (Орден, архиепископство Рижское, епископства Курляндское, Ревельское (Таллиннское), Дерптское и др.) объединились в Лифляндскую конфедерацию, но этот союз был очень рыхлым.

Ливонские земли привлекали не только Москву, но и Польско-Литовское государство. Король Сигизмунд I скончался в 1547 г., и престол перешел к его сыну Сигизмунду II Августу. По мнению С. М. Соловьева, это был довольно пассивный правитель, долгое время находившийся под влиянием властной матери, королевы Боны (итальянки по национальности) [ 7 ]. Современники называли его «король-завтра» за привычку медлить с принятием решений. Тем не менее, в определенных ситуациях Сигизмунд II проявлял незаурядную энергию и, конечно, не мог игнорировать значение Ливонии для своей державы.

Иное дело, что власть монарха была существенно ограничена знатью. Польский публицист того времени С. Ожеховский с гордостью писал: «В Польше коронный совет – это не что иное, как стена между подданными и королем, которая должна и горячность короля умерить, и от нас, подданных, своеволия не допускать» [ 8 ]. Разительный контраст с политическими суждениями Ивана Грозного о полном праве государя казнить своих «холопьев»!

В 1556 г. польские дипломаты начали тайные переговоры с рижским архиепископом и отдельными руководителями Ордена о передаче Ливонии королю. Данные об этих контактах, однако, стали известны магистру Ордена, который приказал арестовать архиепископа. В ответ Сигизмунд стал угрожать войной.

Магистр попытался провести мобилизацию вассалов, но безуспешно. Рыцари предпочли наскоро собрать наемников, причем далеко не самых лучших. Хронист Б. Руссов описывает это воинство в откровенно сатирических тонах: «В то время у многих неопытных ливонцев, не думавших о войне, не было ни ратников, ни оружия по числу их имений; поэтому должны были наскоро отправиться в поход ненемецкие подконюшие и старые шестифердинговые кнехты (служившие за шесть фердингов – Авт.), которые уже почти до полусмерти спились и обабились и, наверное, во всю жизнь ни разу не выстрелили. Когда же они напялили на себя старую заржавевшую броню и должны были двинуться в путь, то сначала крепко перепились и клятвенно обещали вместе жить и умереть. Затем многие из них полумертвые сидели на конях и, наконец, двинулись в поле» [ 9 ].

Сопротивляться с такими силами Польше и Литве было немыслимо, а потому магистр поспешил принести Сигизмунду II извинения, освободить архиепископа и предоставить литовским купцам свободу торговли в Ливонии. В Москве об этих событиях, конечно, знали и понимали: нужно спешить.

С 1554 г. Россия вела войну со Швецией, но в преддверии похода в Ливонию прервала ее и заключила со шведами мир. Повод для вторжения долго искать не пришлось: им стала «юрьевская дань» - та самая, которую епископ дерптский обязался выплачивать еще Ивану III в 1503 г., но на деле практически не платил. Обвинив послов Ордена, который считался главой Ливонской конфедерации, во лжи, Иван Грозный в январе 1558 г. двинул против него свои войска. Тыловой базой действующей армии стала Псковская земля.

Первоначально военные действия складывались для русских воевод вполне удачно. Весной-летом 1558 г. им удалось занять всю восточную часть Эстонии, включая Дерпт (Тарту) и Нарву, зимой 1559 г. в – разгромить войска рижского архиепископа.

Понимая неизбежность военного поражения, магистр Ливонского ордена Готгард Кетлер в августе 1559 г. обратился к Сигизмунду II с просьбой принять орденские земли в «клиентелу и протекцию», на что, естественно, получил согласие. В середине сентября королевский протекторат был распространен и на рижского архиепископа. Епископ о. Эзель (Сааремаа) сделал иной выбор и в конце сентября принял покровительство датского короля. Ревель (Таллинн) признал над собой власть шведского короля. Таким образом, вместо слабого Ордена противниками Руси оказались три мощные европейские державы.

Единственным «утешением» Ивану IV могло служить то, что Швеция и Дания довольно скоро втянулись в борьбу друг с другом. Русь, таким образом, могла сосредоточиться на борьбе с Польско-Литовской державой. Однако и эта борьба оказалась очень нелегкой. В феврале 1563 г. царские полки после долгой осады взяли Полоцк, но этот успех оказался лишь прологом к многочисленным неудачам. Уже через год литовские военачальники Н. Радзивилл и Г. Ходкевич наголову разгромили полки воеводы П. Шуйского на берегах реки Улы (26.01.1654). Затем последовали новые поражения.

«Повеле грабити имения гражан…»

В. М. Васнецов. Царь Иван Васильевич Грозный.

Неудачи озлобляли Ивана IV и доводили до мании присущую ему подозрительность. Политические трудности в то время дополнялись проблемами во внутренней политике и в личной жизни царя. Ивану всюду стали мерещиться заговоры и происки врагов.

Начавшийся в 1565 г. чудовищный террор опричнины, как убедительно показали современные исследователи (в т. ч. Р. Г. Скрынников), был направлен не против какого-то отдельного сословия (например, бояр), но имел целью вселить ужас во всех и каждого. Это был действительно тотальный террор.

Зимой 1570 г. опричники придали страшному разорению Новгород, горожан которого обвинили в намерении «передаться» Литве. Как сообщает летописец, казнили не только бояр и дворян, но «всяких городцких и приказных людей, и жены, и дети» [ 10 ]. На некоторых арестованных опричники опробовали новый зажигательный состав: стали «телеса их некою составною мудростию огненною поджигати…» [ 11 ].

Несчастных также убивали дубинами, резали, топили в речных полыньях, матерей вместе с детьми: «а младенцев к матерям своим вязаху и повеле метати в реку» [ 12 ].

В 1570 г. Иван IV посетил также Псков. Расправы здесь не носили такого масштабного характера, народ приписывал «умаление» царского гнева местному юродивому Николке. Юродивые (сумасшедшие), действительно, пользовались у людей того времени своеобразным уважением, а Иван Васильевич был суеверен. Тем не менее, спасение города не было столь уж абсолютным и безусловным. Царь разрешил опричникам грабить псковичей («повеле грабити имения гражан»), вывез много ценной церковной утвари: «…и сосуды, и книги, и колоколы поима с собою» [ 13 ]. Наконец, летом 1570 г. в Москве прошли публичные казни высокопоставленных вельмож, также обвиненных царем в измене.

Свирепые расправы и опричные зверства никак не способствовали укреплению воюющей страны. Опричники и царский гнев внушали воеводам такой ужас, что зачастую приводили к полному параличу инициативы, необходимой, разумеется, при руководстве военными действиями.

Весьма показателен следующий эпизод. В 1569 г. литовский военачальник А. Полубенский подошел с отрядом воинов и двумя русскими перебежчиками к Изборску. Литовцы выдали себя за опричников, и город без промедления распахнул свои ворота. Впоследствии Иван IV всячески поносил Полубенского в своем письме, именовал его предводителем разбойников и висельников («шибеницыных людей»), но не сам ли царь создал режим, при котором люди, только услышав слово «опричник», подчиняются без всяких размышлений.

Война нанесла также немалый ущерб Литве, но политические итоги ее ослабления были для Руси скорее невыгоды. Сигизмунд II и его советники начали активное наступление на автономию княжества. Дело завершилось тем, что в 1569 г. в Люблине между Польшей и Литвой была заключена уния, по которой оба государства объединялись в единую «Речь Посполитую» (республику) во главе с королем, которого совместно выбирали польские и литовские феодалы. Коронация должна была проходить в Кракове, а торжественное возведение на престол – в Вильнюсе.

Объединение двух стран лишило Москву возможности отколоть Литву от Польши и заключить с ней сепаратный мир, на что в Москве явно рассчитывали.

В 1571 г. на Русь совершили набег крымские и ногайские татары. Опричное войско позорно отступило, не приняв боя. Татары «пожгли» ближайшие московские посады, словно во времена Тохтамыша или Едигея. В 1572 г. татары вновь совершили набег, но на этот раз их остановили земские рати воеводы М. И. Воротынского, род которого, кстати, имел литовское происхождение. Царь худо «наградил» храброго военачальника: в 1573 г. он был обвинен в измене и умер под пытками. Однако еще раньше Иван IV отменил опричнину, что, впрочем, вовсе не означало конца террора.

«Не стоит бояться «дикости московита»

В год второго татарского набега скончался король Сигизмунд II. Детей у него не было, и Речь Посполитая встала перед проблемой выбора короля. Возникло несколько политических группировок, каждая из которых выдвигала своего кандидата, причем немалую роль играл религиозный фактор: борьба между католиками и протестантами, которых в Польше было немало.

Любопытно, что одним из претендентов на корону стал Иван Грозный. На первый взгляд, шансов у него почти не было: войска царя разоряли литовские земли, жестокие репрессии опричников снискали мрачную славу далеко за пределами России. Тем не менее, среди небогатой польской шляхты нашлось немало сторонников русского монарха. Они надеялись, что сильный правитель поможет им в борьбе со своевольной верхушкой аристократии – магнатами. Шляхетские публицисты наивно доказывали своим читателям, что не стоит бояться «дикости московита», который, став королем, примет более высокую польско-литовскую культуру.

Переговоры с Москвой начали также литовские магнаты, которые насчет личности Ивана не обольщались, но были не прочь возвести на престол его младшего сына царевича Федора и с его помощью усилить автономию Литвы. Тем не менее, кандидатура Ивана IV не прошла. В 1573 г. королем был избран 23-летний принц Генрих Анжуйский, брат французского короля Карла IX. Ценой его коронации стали т. н. «Генриковы артикулы», которые еще больше ограничивали королевскую власть в пользу аристократии в лице Сената (верхней палаты Сейма).

Правление Генриха в Речи Посполитой, впрочем, оказалось очень недолгим. Уже в июне 1574 г., узнав о смерти брата, Карла IX, он тайно бежал во Францию, где и занял освободившийся престол [ 14 ].

В Польше вновь установилось «бекоролевье» и вновь началась борьба политических группировок за власть. Одни вельможи выступали за императора Максимилиана, другие – за кого-нибудь из старинной династии Пястов, третьи – за Ивана Грозного или его сына.

«Только древние ораторы могли бы с ним сравниться»

Кроме названных кандидатов, в число претендентов вошел также правитель Трансильвании Стефан Батори (или в отечественной традиции – Баторий), которого поддержал влиятельный политик, защитник интересов шляхты Ян Замойский.

Дело дошло до того, что в конце 1575 г. две группировки одновременно объявили королями Максимилиана и Батория. Трансильванский князь, однако, действовал гораздо энергичнее. Он быстро прибыл в страну и в мае 1576 обвенчался с сестрой покойного Сигизмунда II Анной Ягеллонкой. Стоит заметить, что вступить в брак с Анной, по условиям коронационного договора, должен был еще Генрих Валуа, но он всемерно оттягивал свадьбу по вполне понятным причинам: польская королевна была старше жениха на 28 лет. Разница в возрасте с Баторием у нее тоже имелась, но не столь значительная (10 лет). Впрочем, будь Ягеллонка даже глубокой старухой, прагматичный трансильванский князь от брака бы не отказался.

Очень скоро в борьбе за власть С. Баторий проявил большую решительность и даже жестокость. Так, он осадил и заставил покориться Гданьск, который не желал признать его королем.

Поскольку именно со Стефаном Баторием связаны события обороны Пскова, стоит хотя бы в нескольких словах коснуться его личности и биографии.

Трансильвания, правителем которой он являлся, представляла собой весьма специфический регион Юго-Восточной Европы. В буквальном переводе ее название означает «Залесье» (имеются в виду леса, покрывающие склоны Карпатских гор). Карпаты окружают Трансильванию с севера, востока и юга, а на западе лежит Венгерская равнина.

Еще в XI в. эти земли были захвачены венграми, но всегда пользовались широкой автономией. Трансильванские правители постоянно лавировали между более сильными соседями: Венгрией, Германской империей, Польшей и Турцией, вели войны, меняли союзников, благодаря чему не только сохраняли независимость, но играли в международной политике очень заметную роль.

С. Баторий родился в 1533 г. и уже в возрасте 16 лет поступил на службу к чешскому королю. Служил он также германскому императору и своему монарху, трансильванскому князю Иоанну-Сигизмунду Запольяи. Наряду с военным опытом он получил хорошее общее образование, слушал лекции в прославленном Падуанском университете. Один из современников с уважением писал, что Баторий «так хорошо владел латинским языком, что разве только древние ораторы могли бы с ним сравниться» [ 15 ].

После смерти Запольяи (1571) Баторий смог занять трансильванский престол, расправившись со многими политическими конкурентами, в т. ч. с семейством Бекешей, представители которого затем станут его соратниками в походе на Русь. Он очень скоро зарекомендовал себя, как отличный политик и настоящий знаток военного дела. Об интересе правителя к военным новинкам писали очень многие приближенные [ 16 ].

В лице Батория Речь Посполитая получила в 1576 г. сильного и энергичного монарха. Между тем, Иван IV явно недооценивал противника. Он подчеркнуто неуважительно обращался с направленными к нему польскими дипломатами, не приглашал их за стол «ести» (трапеза была важным дипломатическим атрибутом), поучал, что брак с Анной Ягеллонкой не дает права на корону, ибо «сестра королева государству не отчич» [ 17 ].

Запоздалый «Свиток»

В начале 1577 г. Иван IV начал подготовку крупного военного похода в области Ливонии, находившиеся под контролем Речи Посполитой. Важнейшей базой для сбора сил вновь стал Псков, куда прибыл сам государь. В Пскове Иван IV заключил договор с датским принцем Магнусом: ему предстояло стать марионеточным правителем в части отвоеванных земель.

9 июля 1577 г. царские войска выступили из Пскова. Поход оказался очень успешным, во многом благодаря тому, что силы Батория были отвлечены на борьбу с внутренней оппозицией. Русские войска и отряды Магнуса заняли Резекне, Динабург, Венден (ныне Цесис), Кукейнос (Кокнесе) и др. города.

Однако Баторий не сложил оружия. Для организации отпора русским он заключил союз со шведским королем Юханом III, который, кстати, был женат на родной сестре Анны Ягеллонки.

В конце октября 1578 г. объединенное шведско-литовское войско под началом гетмана А. Сапеги и генерала Й. Нильссена-Бойе наголову разгромило русские войска под Венденом. На поле боя сложили головы воеводы В. А. Сицкий и М. В. Тюфякин, несколько военачальников попали в плен, неприятель также захватил большое количество русской артиллерии.

Встревоженный Иван IV смирил гордыню и в начале января 1579 г. отправил в Польшу гонца с предложением заключить мир. Царь рассчитывал получить передышку, чтобы сосредоточиться на войне со шведами. Но Баторий отверг все мирные предложения. К этому времени у него сформировался дерзкий план войны с русским царем. Вопреки рекомендациям советников, король решил двинуть войска не в Ливонию, а к Полоцку, где московские воеводы его совсем не ждали.

26 июня 1579 г. к Ивану Грозному был отправлен гонец, который вез грамоту с объявлением войны, а уже 30 июня королевская армия отправилась в поход. Русские военачальники спешно пытались усилить оборону Полоцка. Из Пскова туда была отправлена большая пушка «Свиток», но к началу осады ее доставить не успели. Сопровождавшие орудие «головы» В. Мещерский и К. Поливанов были вынуждены оставить «пищаль» в Себеже. Не смогло пробраться в Полоцк и войско под командованием Б. В. Шеина, выступившее из Пскова 1 августа 1579 г. [ 18 ]

После долгой и кровопролитной осады Полоцк пал.

Узнав о потери крепости, Иван IV, сообразно своему характеру, посчитал, что корень зла в измене. Население западных областей страны было приведено к новой присяге, в пограничные города были направлены воеводы, которые казались царю особенно надежными и верными.

«Не обращали ни на кого внимания и убивали»

Летом 1580 г. Стефан Баторий предпринял новый поход, но на этот раз он вторгся на собственно русские земли. Подготовка к нему была очень тщательной. Пушечный двор в Вильно, созданный еще в правление Сигизмунда II, работал с повышенной нагрузкой, король лично делал рисунки пушек, которые должны были изготовить для него литейщики. Набирались отряды наемников, закупалось оружие, продовольствие, боеприпасы и даже лекарства – Баторий был одним из первых военачальников, озабоченных правильной постановкой военно-медицинского дела.

В первой половине августа королевские войска захватили пограничные крепости Велиж и Усвяты. При взятии Велижа, как рассказывали участники событий, особенно успешно были использованы каленые ядра, не оправдавшие себя под Полоцком.

От Усвят Баторий направился к Великим Лукам. Поход оказался нелегким из-за плохих дорог, болот и густых лесов. Среди современников событий, поляков и немцев, даже сложилось мнение, что русские специально «развели самые густые леса», как защиту от иноземцев [ 19 ].

26 августа войска С. Батория осадили Великие Луки. Защитники города, зная, видимо, о событиях под Велижем, постарались предотвратить действие каленых ядер, обложив деревянные стены крепости землей и дерном. Кроме того, они сожгли окружавшие крепость посады (дворы горожан с жилыми постройками), которые могли стать укрытием для неприятеля.

Осада Великих Лук велась Баторием по всем правилам военного искусства того времени. Солдаты копали траншеи, ставили туры для прикрытия своих пушек. 1 сентября началась усиленная бомбардировка крепости. Незадолго до этого в лагерь прибыли послы от Ивана Грозного, которые уговаривали короля прекратить осаду и начать переговоры, но успеха не добились.

Не надеясь на одну лишь артиллерию, гетман Ян Замойский начал собирать добровольцев, которым предстояло подойти к поврежденным ядрами стенам и поджечь их факелами (видимо, по образцу Полоцка). 2 и 3 сентября задуманные атаки были произведены.

Как рассказывал польских шляхтич Лука Дзялынский, венгерские пехотинцы «отдирали дерн, чтобы удобнее было гореть примету с разным горючим материалом». Осажденные бросали в осаждавших «каменья и остроконечные колья и лили кипяток» [ 20 ].

4 сентября нападавшие сумели с помощью пороховой мины серьезно повредить часть стены. «Лишь только порох вспыхнул, - пишет Дзялынский, - как этим взрывом отбросило дерн со стены, и вся стена загорелась сильным пламенем» [ 21 ]. Гарнизон и горожане боролись с пожарами буквально из последних сил.

В ночь на 5 сентября огонь охватил почти половину крепости Королевские воины, как пишет Дзялынский, вновь пошли на штурм и «большими кусками бросали в огонь серу и смолу» [ 22 ].

За несколько часов до рассвета крепость Великие Луки сдалась. Победители ознаменовали захват города грабежами и убийствами. По уверениям польских авторов, начальники вовсе не желали такого поворота дел, но не смогли удержать подчиненных, жаждавших добычи. «Они (солдаты – Авт.), - пишет с явным осуждением Дзялынский, - не обращали ни на кого внимания и убивали как старых, так и молодых, женщин и детей» [ 23 ].

Увлеченные грабежами наемники совершенно не обращали внимания на пожар. В итоге огонь достиг порохового склада и произошел сильнейший взрыв, который унес жизни многих мародеров.

Андрей МИХАЙЛОВ, доктор исторических наук, г. Санкт-Петербург, специально для «Псковской губернии»

Продолжение читайте в следующем номере газеты.

 

1 Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Кн. III. Т. 5. М., 1960. С. 704.

2 Толстой А. К. Князь Серебряный // Московское государство. Век XVI. М., 1986. С.335.

3 В данном ключе, среди прочих, выдержана брошюра В. Д. Королюка, посвященная событиям Ливонской войны, в т. ч. обороне Пскова. См. Королюк В. Д. Ливонская война. М., 1954. С. 27, 56-58, 107 и др.

4 В 1940-е годы, например, увидел свет трехтомный роман В. Костылева «Великий государь» - настоящий панегирик Ивану Васильевичу, удостоенный затем Сталинской премии. Весьма привлекательно показан Иван IV в первой серии кинофильма, снятого С. Эйзенштейном (2-я серия, как известно, оказалась «на полке» именно из-за элементов критики в адрес монарха).

5 Первое послание Ивана Грозного Курбскому // Московское государство. Век XVI. М., 1986. С. 381.

6 Дельбрюк Г. История военного искусства в рамках политической истории. Т. 4. СПб., 1997. С. 39-40.

7 Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Кн. III. Т. 6. М., 1960. С. 611.

8 Orichoviana. Opeva inedia et epistule Stanislai Orzehovski 1554-1566. T. 1. Krakow. 1919. S. 624.

9 Рюссов Б. Ливонская хроника. Сборник материалов и статей по истории Прибалтийского края. Т. II. СПб., 1879. С. 348.

10 Цитируется по: Флоря Б. Н. Иван Грозный. М., 2003. С. 239.

11 Там же.

12 Там же.

13 Там же. С. 246.

14 Во Франции Генрих Валуа правил до 1589 г., под именем Генриха III и зарекомендовал себя как прагматичный и разумный политик. Его образ увековечен Алексондром Дюма в серии романов: «Королева Марго», «Графиня де Монсоро», «Сорок пять».

15 Acta historika. T. XI. Sprawy wojene Krola Stefana Batorego. Krakow. 1887. S. 33.

16 Стороженко В. А. Стефан Баторий и днепровские казаки. Исследования, памятники, документы и заметки. Киев. 1904. С. 5.

17 Флоря Б. Н. Иван Грозный. М., 2003. С. 340.

18 Волков В. А. Войны и войска Московского государства. М., 2004. С. 202.

19 Гейденштейн Р. Записки о Московской войне. СПб., 1889. С. 122-123.

20 Дневник осады и взятия Велижа, Великих Лук и Заволочья с 1 августа по 25 ноября 1580 г., веденный Лукою Дзялынским, старостою Ковальским и Бродницким // Осада Пскова глазами иностранцев: Дневники походов Батория на Россию (1580-1581 гг.). Псков, 2005. С. 199.

21 Там же. С. 200.

22 Там же. С. 202.

23 Там же. С. 203.