Без брата Павла

Жить в старом доме, куда когда-то переселился архимандрит Зинон с монахами, было уже невозможно. Столетний дом, почерневший от времени, разваливался на глазах: давно не держал тепло, и даже строительная пена, которой Павел и его помощники из общины церкви Анастасии Римлянки пытались заделать дыры между сгнившими бревнами, не спасала. Периодически отключалась электроэнергия, в узком тамбуре между столовой и иконописной мастерской часто искрило, требовался ремонт.

Павел, оставшийся один в Малой Гверстони после отъезда батюшки и своего духовного брата Петра, жил молитвами и планами на будущее. Вместе с архитектором Станиславом Юльевичем Битным разработал проект нового дома. Всё в нём соответствовало потребностям и замыслам Павла — келья, иконописная мастерская, комната для гостей. Обязательно верхний свет — без хорошего освещения икону не напишешь.

Летом Павел заложил фундамент нового дома. Помогали ему братья Молотковы. Эти парни, можно сказать, выросли под духовным присмотром Павла, он поддерживал их, когда те нуждались в помощи.

Перезимовать Павел планировал в келье, которую построил рядом со столярной мастерской — в избушке площадью 3 на 3 метра, где нет ничего, кроме кровати и печки. Перебраться туда собирался после возвращения из Италии, куда его снова пригласили провести занятия в иконописной школе г. Сериате.

Эта фотография была найдена на месте пожарища (обгоревший портрет)

Были большие творческие планы: Павел хотел принять участие в конкурсе, на который его пригласили, и написать иконы святых покровительниц Палермо. Искал и изучал литературу, сравнивал изображения, обдумывал композицию будущей иконы.

До отъезда оставалась совсем немного времени. Павел спешил привести в порядок хозяйство — скосил траву последний раз в этом сезоне. Пересадил на постоянное место черенки новых сортов винограда, заготовил дрова на зиму и уже заказал билеты.

Но никуда не уехал Павел. И никогда не вернётся: в ночь с 28 на 29 сентября вспыхнул дом, где он жил. И Павел получил несовместимые с жизнью ожоги. Он провёл в муках четыре дня и умер, не приходя в сознание, в ожоговом центре Санкт-Петербурга.

Что произошло в ночь на 29 сентября, доподлинно никто не знает.

Очевидцы утверждают, что столб огня над Малой Гверстонью был высотой более 20 метров. Павел мог спастись, но, видимо, бросился спасать иконы. Две из них, обгоревшие, нашли наутро на земле за периметром пожарища…

Дом и территория, благоустроенная Павлом и общиной.

Сгорело всё — прекрасная библиотека, краски, кисти архивы с чертежами, набросками и личными фотографиями. Разбиравшие пожарище люди искали среди пепла и угля ключ от церкви, построенной общиной с архимандритом Зиноном. Знали, где искать, потому что у монаха Павла для каждой вещи было своё место. Только через месяц во время разборки пожарища один из друзей Павла Виталий Цеценко нашёл ключ неповреждённым, и церковь смогли открыть.

Иконы останутся потомкам

Иконописцем Павел стал под влиянием архимандрита Зинона. А вернее, он и Павлом-то стал с благословения батюшки. О постриге не помышлял, был Виктором Безчасным, окончившим детскую художественную школу в Днепропетровске, потом художественное объединение «Преображение» в Москве. Настоящую школу иконописи прошёл в Псково-Печерском монастыре. Приехал сюда, чтобы показать свои работы архимандриту Зинону, тот отметил дарование молодого человека и пригласил к себе. В 1995 году в день святых Петра и Павла Виктор Безчасный принял постриг и стал монахом Павлом.

Начинал Павел как ученики во все христианские времена — растирал для мастера краски и наносил левкас.

– Я наблюдал, как архимандрит работает, когда он, отдыхая от грандиозной работы, просто садится и что-то черкает правой рукой, а потом оставляет это и кидается к иконе, но набросок тоже оказывается великолепным. Это дар. Он к этому дару относится, понимая его так, что через его руку творит вся церковь. Я к нему-то приехал впервые в 1992 году, увидел это воочию — и всё, остался там».

Архимандрит Зинон не давал уроков в общепринятом смысле. Все знания молодой монах получал через наблюдения и общение с мастером.

Архимандрита приглашали иконописные школы Италии, и молодые монахи ездили вместе с ним. А когда о. Зинон покинул Гверстонь и перестал обучать иконописи, Павел продолжил эту работу за рубежом. Его уже там воспринимали как зрелого мастера.

В европейских поездках Павел много работал. Бывало, неделями не выходил на воздух — днём учил иконописи, до ночи сам писал. Все иконы, написанные Павлом в Италии или Швейцарии, остались в европейских церквях и монастырях. В последней школе Сериате он по ночам писал Спаса Нерукотворного в подарок для православной церкви в Мексике.

К сожалению, дома, в Гверстони, Павлу не удавалось столько времени уделять иконописи. Заботы о людях, которые нуждались в его помощи, отнимали много времени. Кого-то надо было встретить, проводить, отвезти в больницу, купить дрова или привезти картошку. Отец Евгений Ковалев, видя, как загружен Павел чужими делами, говорил ему иногда: «Павел, вот это любой из нас может сделать, а иконы мы вместо тебя не напишем».

У Павла всегда был один ответ: люди важнее. И когда случилась беда, все, кто знал и любил Павла, молились за него в России и за её пределами.

Соседка Любовь Михайловна Пронина вызвала скорую (это к ней прибежал обгоревший Павел за помощью).

Отец Евгений, настоятель храма Анастасии Римлянки, добивался, чтобы Павла из Пскова отправили в специализированный ожоговый центр Петербурга. Вадим Жемиров договаривался, чтобы его там приняли, — и мучительные страдания Павла облегчали лучшие комбустиологи России.

Валентин Курбатов поднимал всех, кто мог хоть чем-то помочь.

… Павел ушёл от нас, это трудно осмыслить и трудно принять. Но остались люди, которые были для него важнее всего. И пока они живы, его будут помнить.

А иконы, которые Павел написал для людей и храмов, останутся потомкам.